Они сидели в шестом классе - Борис Петрович около стола, Нина Иванова, Гриша Глузберг, Андрюша Кравченко, еще трое ребят и две девочки на первых партах. Это было несколько странное собрание, где не было ни председателя, ни секретаря; и писать протокол тоже не собирались.
Энергичная Нина Иванова горячилась, говорила увлеченно, пытаясь переубедить своих собеседников, и если бы не Борис Петрович, то собрание уже давно превратилось бы в обыкновенную перепалку.
Короче говоря, Нина требовала от Бориса Петровича и от всех присутствующих самого решительного и самого сурового наказания для Васи. Вася опозорил весь класс, когда сегодня уснул на уроке. Еще хорошо, что Борис Петрович не захотел ославить класс на всю школу, а что было бы, если бы такой случай произошел, скажем, на алгебре? Просто подумать страшно!
Завтра же надо идти к директору, и пусть Вася учится в какой-нибудь другой школе, где его еще не знают…
И вот тут-то Гриша сказал свое знаменитое изречение о девчонках, которые всегда спешат с выводами. Две девочки, сидевшие позади Нины, одна - стриженая, белокурая, Фира, а другая с коротенькими, туго заплетенными косичками, торчавшими в разные стороны,-Клава, тоже обиделись, но высказаться не успели, потому что Витька Огринчук выскочил вперед и взял слово.
Был Витя Огринчук невысокий, чернявый, на диво юркий и в то же время полненький и ласковый паренек. Все называли его Огурчиком, и он ничуть не обижался на такое искажение его фамилии. Так вот, Огурчик выскочил из-за парты и закричал:
- Да, и я, и я… Девочки опешат… Я думаю, что… Он, пионер, так не делают!
Огурчик высказывался с воодушевлением. Слова не поспевали у него за мыслями, и понять то, что он сказал, было весьма трудно.
- Если бы все говорили так, как Огринчук, то делать доклады было бы невозможно, - сказал Гриша и снова замолчал так лее внезапно.
Андрюша Кравченко сидел, стараясь выглядеть солидным, и не высказывался. Вообще Андрюша Кравченко был человеком действия. Он мог выкинуть самое невероятное коленце, но говорить не умел. Уже давно прошло то время, когда он с презрением относился к девочкам, по и юн не одобрял слишком суровый приговор Нины.
Школьники смотрели на Бориса Петровича, разгадывая его мысли. Учитель только улыбался, слушая их, а говорить не спешил.
Витю Огринчука не огорчила первая неудача. Он решил обязательно высказаться. Пообещал себе, что будет страшно спокоен и выдержан. После такого обещания, ни минуты не колеблясь, он начал новую речь:
- Исключать нельзя, - сказал он, и все удивились, - как это у Витьки здорово получилось, - я повторяю, исключать нельзя. Кто знает, почему он… А Нина спешит с выводами.
Здесь Витя почувствовал, что вот сейчас опять начнут слова обгонять мысли, и попробовал остановиться.
Из этого ничего не вышло, и минуты две все с удивлением слушали отрывистые слова, слетавшие с Витиных губ. У него были предложения вполне продуманные и понятные, но высказать их он не мог.
Наконец он заявил:
- Все!
И сел как раз своевременно, потому что Андрюша Кравченко уже начинал смеяться, а Гриша намеревался сделать ехидные выводы относительно Витькиной речи.
Борис Петрович обвел глазами всех школьников, и тогда из-за спины Нины Ивановой раздался голос Клавы. Когда она говорила, косички ее взлетали в воздухе, а правая рука с измазанными чернилами пальцами простиралась вперед, словно у настоящего оратора.
- Мы должны рассмотреть этот вопрос со всех сторон, положительных и отрицательных. - Она точно произнесла последние, недавно вычитанные в книжке слова и победно оглядела собрание. - Да, товарищи, положительных и отрицательных.
- Положительных и отрицательных, - повторил Гриша Глузберг, словно любуясь красотой этих высоко-научных слов.
- Да, - обернулась в его сторону Клава, - и ничего не значит, товарищи, что в данном случае пионер Вася еще имеет в перспективе двойку по географии. Исключать его из школы нельзя. Да! Мы должны узнать, почему он уснул, и сказать ему, чтобы он больше так не делал, а был пионером, с которого можно было бы брать пример.
- Каждая речь имеет свои положительные и отрицательные стороны, - сказал Гриша.
- Да… узнать… Нельзя… - снова вскочил Витька, и хотя слов было сказано очень мало, все его поняли.
- А я думаю, что это не наше дело, - кокетливо поправляя короткие волосы, сказала Фира. - Ну, уснул, больше не будет. Ну. заснул и проснулся. Надо сказать, чтобы больше этого не делал, а помочь ему мы тут ничем не можем.
- Неверно! - крикнул Витя, и даже Андрюша Кравченко исподлобья посмотрел на Фиру, отвернулся н пробормотал что-то такое, чего собрание не услышало.
Борис Петрович слушал своих воспитанников, давая им возможность высказаться и самим придти к какому-либо решению. Однако школьники могли затянуть спор до самого вечера.
- Кто знает, с кем живет Вася? - спросил он, и неловкое молчание наступило в классе. - Что, никто не знает? Странно, очень странно. Ну, а где он живет, вы знаете?
- На Садовой, - ответил Андрюша, - на Садовой, в сорок восьмом номере.
Борис Петрович начал расспрашивать школьников, и оказалось, что никому неизвестно, как и с кем живет Вася, есть ли у него отец и мать. Знали только, что он ходит в эту школу уже третий год, двоек у него не бывало, однако о пятерках тоже не слыхать. Уроки он пропускает часто и всегда говорит, что был болен, хотя нередко в это время его можно увидеть на пристани.
Вот и все, что знали о Васе школьники. Обвинять их в том, что они мало интересовались товарищем, было трудно, потому что Вася держался в стороне, как-то настороженно, и близких друзей у него в классе не было.