- Ну, я тоже дома сижу, чего же мне на улицу высовываться, прямо Тимашову в лапы, если меня весь город знает… Вдруг как-то вижу: идут ко мне дорогие гости. В погонах, при оружии, морды блестят. Я не из трусливых, а тогда сердце так и екнуло. Поведут меня, думаю, на баржу и припомнят все - и партизанский отряд, и пристава убитого. Кинулся к окну, убежать хотел, а они и там своего поставили. Ну, думаю, конец мне. Входит в комнату этакий шпингалет в чине поручика и говорит мне вежливо так, еще и руку к козырьку прикладывает:
- Полковник Тимашов просит вас к себе в гости, так что прошу - с нами.
- Что за черт, думаю. Чего это они такими вежливыми стали. Прямо как будто и в самом деле в гости зовут. Вижу я, что от этого приглашения мне не отвертеться, и говорю: - Ну, что ж. Идемте, если полковник так по мне соскучился.
А поручик сердится:
- Прошу не смеяться и не шутить, - говорит. - Речь идет о репутации нашей белой армии.
«Что за черт, думаю, что ему от меня надо?» Однако ничего не поделаешь. Иду к полковнику. А они со мной рядом вышагивают, револьверы не вынимают, так что я понять никак не могу: арестован я или в самом деле в гости иду.
Ну, приходим в контрразведку. Часовые, пропуска, все чин чином, и провожают меня прямо к полковнику. Я только вошел, а он уже из-за стола поднялся и навстречу идет.
- А, - говорит, - Матвей Петрович, я вас давно жду, садитесь, пожалуйста.
Поглядел я на него, на палача всего нашего города, - такой неприметный, бледненький, в пенсне и лысеть начинает. Посмотреть - ангельской доброты человек, а сколько людей, собака, на тот свет отправил.
- Мы ждем от вас большой услуги, Матвей Петрович, - говорит полковник, когда я уже сел и сигару его закурил, - большой услуги. Видите, - говорит и штору на окне открывает, - вот там, на рейде возле Графского мола крейсер «Галифакс» стоит.
Посмотрел я в окно. Море синее-синее, - и так мне на свободу захотелось, потому что хоть и не арестован я, а душно мне с полковником. Вижу, стоит «Галифакс», крейсер трехтрубный и все двенадцать пушек на город нацелены.
Немного левее - баржа стоит, тюрьма самая страшная.
- Так вот, Матвей Петрович, вчера с крейсера «Галифакс» мертвого матроса в море сбросили с гирями на ногах. Теперь надо нам того матроса достать. Поспешили похоронить его. А если вы, Матвей Петрович, иг согласитесь, - говорит полковник и улыбается так приятно, словно он мне подарок дает, - а если не ми .паситесь, то все равно придется вам за тем матросом на дно моря пройтись, но уже с гирьками на ногах.
Посмотрел я на крейсер, а там ведь около него - глубина. Никто туда никогда, - ни раньше, ни теперь, не лазил. Однако ничего не поделаешь; хоть сам лезь, хоть спустят тебя туда - одинаково весело.
- Что ж, - говорю, - готовьте водолазный баркас и костюм и скафандр где-нибудь новый достаньте, чтобы все исправно было, потому что умирать мне не-: охота на дне морском, а матроса вашего я вам достану.
Мало у меня было охоты туда лезть, ну да они о моих желаниях не спрашивали. Быстро баркас снарядили, все будто из-под земли достали, и поехали мы с тем же поручиком к крейсеру, где матроса надо было искать. Остановились. Погода хорошая, зюйд-вест под вечер затихает, город лежит передо мной, словно вымерший, такая тишина вокруг.
На баркасе двое матросов с «Галифакса», ни черта по нашему не понимают, но, видно, водолазное дело знают: около скафандра и насосов орудуют хорошо. Только что-то замечаю я - настроение у них неважное. Молчат, мрачные, и не улыбнутся друг другу.
- Ну, говорю, держитесь, хлопцы. Берегите нервы и не волнуйтесь. Достанем сейчас со дна морского вашего браточка.
Молчат, ни слова. Только поручик на меня прикрикнул, чтобы я не очень болтал. Ну, я и замолчал.
Снарядили меня к спуску, все чин чином, и пошел и вниз.
Там глубоко, опускаюсь себе понемногу, а течение меня все относит в сторону; знаешь, там, у Графского мола, подводное течение, где родники. Где же тут матроса искать, если сто занесло, наверное, кто знает куда.
И вот становлюсь на дно, озираюсь, и даже похолодел весь; стоит около меня женщина, к ногам ее тяжелые камни привязаны, глаза навыкате, волосы распущены, а руки вверх подняты. Качает ее течение и, кажется, что жива она и идет за мной.
Матвей Петрович вздохнул и замолчал на минуту.
Огринчук тоже молчал.
- Посмотрел я на нее: рот раскрыт, зубы оскалены, словно смеется. Обошел стороной, вижу, их тут целая толпа. Все страшные, распухшие, качаются в воде, к колосникам привязанные. Мужчины, женщины, дети. Чудится, собрались они здесь на собрание какое-то. Руки у всех вверх подняты, будто проклятия они на белый свет посылают. Это их всех контрразведчики с баржи, чтобы пуль не тратить, просто в воду побросали. И так меня за сердце взяло. Ну, думаю, ироды, увидите вы своего матросика. Мало, должно быть, над живым поиздевались, так еще и мертвый вам понадобился. Отошел я подальше от мертвецов, а течение их качает, и кажется мне, что идут они за мной. В воде холодно, а меня еще и от ужаса мороз по коже пробирает, скорей бы убежать отсюда. Схватил я женщину, ту, которая первая мне на глаза попалась, привязал канатом: тащите, начальники, своего морячка. И потащили ее наверх, только след пенный по воде пошел.
- Ну и отправили меня в тот же вечер на баржу. Наверное, здорово господин поручик испугался, когда женщина эта мертвая ему из воды улыбнулась. Хотел пристрелить меня, а потом решил: пусть с баржи утопят.
Приятели посидели еще немного, поговорили о других делах, потом, когда завечерело, старик поднялся, пожал приятелю руку и пошел домой.